Девятнадцатая глава Сергея Язева

Представлять Сергея Арктуровича Язева иркутянам – да и многим-многим неиркутянам – нет никакой необходимости. Другое дело, что имеет смысл напомнить, что Сергей Язев не только астроном, не только директор астрономической обсерватории Иркутского госуниверситета, неутомимый и, как принято сейчас говорить, эффективный популяризатор науки, но и талантливый писатель, автор интереснейшей художественной прозы. В этом году спустилась со звезд на землю его повесть «Глава Девятнадцать» (повесть иллюстрирована отличными рисунками Андрея Бурлака). Сообщить об этом читателям просто обязан каждый иркутский колумнист и блогер. Мне сделать это проще, чем другим, я просто изложу в виде колонки некоторые, с позволения будет сказать, концепты (или, что я сам себе позволю сказать – смысловые конструкции) предисловия, которое я написал к повести Язева.

Сразу скажу, что свое «локальное» удовольствие получат при чтении этой повести иркутяне. Многие атрибуты-приметы города И. просто бросятся в глаза. Близость мэрии и губернатории – рукой подать через площадь-сквер. Фонтан посередине площади-сквера. Четырехзвездный отель в японской стилистике, как место, куда селят самых крутых «виповых» гостей города. «Скучноватая городская газета», которую можно обнаружить в мэрии чуть ли не на каждом подоконнике. Большая бетонная лестница, ведущая ко входу в региональный музыкальный театр, единственное место в городе, в котором можно комфортно посадить восемьсот человек. Упоминание о вместительном ледовом дворце. Городской юмор на тему всеобщего «удвоения» в городе – «два союза писателей, две организации журналистов, две футбольные команды, два общества Рериха, два планетария, два дворца спорта, две авиакомпании». Противостояние мэра и губернатора как важная составляющая, а нередко просто основание региональной политической жизни. Красиво-пустопорожнее и парадное (с трибун) провозглашение города «самым свободным и самым передовым в мире». Под всеобщий восторг и аплодисменты, разумеется. Знаменитое сочетание завышенной самооценки с комплексом неполноценности, образующее иркутский характер, тут изображено прям до аплодисментов узнаваемо.

Любителям повыискивать вторые и третьи донья в книге, будет чем заняться. Обозначу, например, такую интригу для интеллектуалов, есть ли какая-то связь между тем, что власть в описываемом городе находится в Синем Доме, а третьестепенный персонаж прапорщик Росгвардии Белов фигурирует с синим искусственным фаллосом в трудовых ручищах силовика? Какая-то связь просто обязана быть, как во всех случаях, когда речь идет о власти и фаллосах. Или вот акцент на том, что у всех «сильных» персонажей часы надеты на правую руку. А кто у нас уже больше двух телевизионных десятилетий носит часы на правой руке? То-то и оно.

Отдельно отмечу то, что мне показалось воистину уникальной находкой в повести. Один из героев вынужден делать, скучно выражаясь, морально-нравственный выбор. Этим читателя не удивишь. Такой выбор присутствует в каждой второй книге мировой литературы с тех пор, как неврастения Гамлета стала для читателей интереснее хитроумия Одиссея (иначе говоря, с тех пор как новоевропейская литература оторвалась от своей античной основы). Однако у Язева, по сути, ключевым аргументом для разрешения сложнейшей, в духе Достоевского, моральной дилеммы для героя оказывается факт… общих литературных увлечений, любовь к творчеству братьев Стругацких. Я прежде не встречал такой убедительной литературной репрезентации «русской книжности», если угодно, «русской интеллигентской книжности».

В повести Язева вы обнаружите блестящие образцы настоящей психологической прозы. Несколько слов в одном месте – герой обращает внимание на седину на висках героини, несколько слов в другом – героине помогает пройти, взяв ее под руку, какой-то капитан, а он мог бы обойтись и без этого «под руку» (отмечает про себя герой) – и мы как бы понимаем всю непростую, долгую и по-чеховски «не случившуюся» эмоциональную историю отношений героя и героини, завеса тайны над которой чуть-чуть приоткроется в самом конце повести. Чего уж, это свидетельство абсолютного мастерства писателя – через два-три микрофрагмента давать передавать сущий космос человеческих взаимоотношений. Более того, в повести мы обнаружим и точнейшие описания специфической психологии людей, как бы изъеденных пребыванием во власти. Такие люди в литературе известны нам по произведениям какого-нибудь Дюма, а тут мы обнаруживаем их в узнаваемых интерьерах нашей эпохи. А уж особенно удалась Язеву рисовка тоже специфической психологии людей, как бы состоящих из двух половинок, людей, по сути, раздвоенных – с советским опытом и штормическим опытом постсоветских времен в одной личности. Такие люди опознаются, то по вроде бы случайному упоминанию в речи стройотрядов (точнее, однокурсников, с которыми приходилось работать в стройотрядах), то по необычному и характерному только для людей названного типа способу морализации и проблематизации собственного существования. То есть автор сдает нам таких людей «с потрохами» через абсолютно ненавязчивое подкидывание очень тонких, по сути, микроскопических деталей и симптомов.

Ну и в заключении скажу об общей настроенческой тональности, которая не меньше сюжета помогает стянуть книгу в неразрушимую целостность – если сюжет это хребет повести, то это настроение что-то вроде нервов в хребте. Это настроение иронии и жалости. В отношении показанного города, его жителей и экстравагантных гостей, в отношении судьбы этого города и в отношении судеб главных героев. Ирония не как уход от проблемы и не спасение от нервного сопереживания героям, а как способ проблематизации жизни, и как способ сопереживания другому. Ирония как жалость. И жалость как ирония. Неслучайно сцепка из двух этих слова когда-то шагнула со страниц одного гениального произведения на страницы другого – от Хемингуэя к Стругацким. И мне кажется будет очень правильно, если эти слова прозвучат в отношении, я бы сказал, освежающе-талантливой повести Сергея Язева.

Остается добавить, что книжку можно купить в магазине «Переплет». Искать её следует не на полке с «иностранными агентами». Лучше сразу спросить продавца. Тут же найдут и продадут. Ибо, как поется в старой иркутской песне, «кто не знает Язева? Его знают все». Эту песню еще группа «Браво» пела. Слышали наверняка: «Конечно, Я-я-я-зев! Ну, кто его не знает?»

Школа — не место для дрессировки детей

Попытки превратить школу в воспитательное учреждение вместо образовательного не пойдут на пользу никому.

Так ли мы близки к Третьей мировой, как кажется?

Мир за последние десятилетия сильно изменился.

Израиль и Иран: так кто победил-то?

Понятно, что безусловной победы нет. Формулировка Дональда Трампа о «безоговорочной капитуляции», заимствованная из истории совсем другой войны, в данном случае неактуальна.

Ссора Трампа и Маска не изменит американскую политику

Случившаяся громкая ссора между президентом США Дональдом Трампом и миллиардером Илоном Маском была предсказуема и даже запрограммирована с самого начала.

Главная проблема Ирана — хроническая старость руководства

В 1979 году иранские революционеры (среди которых были и погибшие военные) сами обезглавили армию своей страны, причем еще сильнее, чем даже в России 1917 года.