Онегинская любовь к Иркутску

Читаю фрагменты исследования самосознания жителей города Норильска. Узнаю знакомые картинки, хотя в Норильске никогда не был.

Цитата: «Большинство молодых норильчан свой город не любит и собирается покинуть его при первой же возможности. По крайней мере, такую картину можно получить, просматривая Интернет-форумы». Дальше автор-социолог цитирует журнал «Неизвестный Норильск»: «Из моего школьного выпуска в городе, похоже, уже никого не осталось. Из институтского – единицы. Молодые люди уезжали из Норильска всегда, во все времена…». Автор цитируемой статьи возмущается, что раньше они хотя бы уезжали «по-тихому», то есть не делали по этому поводу никаких программных заявлений, не писали никаких агитирующих за отъезд статеек, не занимались, как отменно выражается автор, «прямой побеговой агитацией».

Ничего не напоминает? Да, конечно же, напоминает. Это же ровно про наш Иркутск сказано. Даже тема критики тех, кто обставляет свой отъезд митинговыми проповедями, у нас случается.

Но вот еще цитата: «Но странное дело – стоит на каком-нибудь «материковском» форуме выложить красочную фотографию «Норильск с вертолета», как тут же откликаются все бывшие норильчане – ровно та молодежь, что три года назад здесь скрипела зубами. И все, оказываются, любят! Передают привет «34 школе», «солнечке», «богдана», «драмаку». Вспоминают, что они любили. А что они любили? А все то же – двор, школу, место тусовки. Аптека-улица-фонарь…».

А ведь есть и у некоторых наших случается такой же феномен – проснувшаяся после какого-то времени проживания вне города И. любовь к этому самому городу. Нередко вполне неподдельная.

Я называю это «поздней онегинской любовью к Иркутску». Почему «онегинской»? Помните наверняка историю в стихах, которую поведал когда-то отец-основатель нашей литературы. Татьяна Ларина любила Онегина. Она ему даже письмо написала – в рифмованном виде, как у поэта Пушкина было принято. А вот Онегин ее не любил. И вообще повел себя с девушкой не самым благородным по нашим временам образом. То есть, даже не переспал. Потом прошло несколько лет. Татьяна вышла замуж и жизнь ее устроилась. Калиброванные эстеты даже, наверное, могут ответить на вопрос, какая у Татьяны сделалась фамилия по мужу.

И вот Онегин, встретив случайно замужнюю Татьяну, проникся к ней чувствами. И даже в этих чувствах ей признался. Тоже в рифмованном виде. Ну, а она ему дала рифмованный отлуп:

«Онегин, я тогда моложе,

Я лучше, кажется, была,

И я любила вас; и что же?

Что в сердце вашем я нашла?

Какой ответ? одну суровость…».

Ну и далее то, что все помнят:

«Я вас люблю (к чему лукавить?),

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна…».

Вот, собственно, и конец истории. Пушкин благодарит всех за внимание:

«И здесь героя моего,

В минуту, злую для него,

Читатель, мы теперь оставим,

Надолго... навсегда…».

Вот на это все вывела меня кривая ассоциация. Иркутск, конечно, явно не тянет на пушкинскую Татьяну, слишком стар он, да и вообще мужского рода. Но феномен «опоздавшей онегинской любви», когда, что имеем не храним, а потерявши плачем, как и где только не проявляется. И в отношении бывших иркутян к Иркутску он, наверное, тоже есть. Я всегда дарю вот какую фразу полюбившим Иркутск после того, как его потеряли: «Во мне проснулась онегинская любовь к Иркутску». Звучит красиво.

Что нам и миру проповедует Александр Дугин?

Александр Дугин дал интервью Такеру Карлсону — и за 20 минут продемонстрировал все проблемы философии, ставящей во главу угла выведенные «из головы» общие схоластические конструкции вместо анализа реальной человеческой жизни.