Имперское озеро

В Иркутске состоялась презентация, даже небольшая серия презентаций, книги М.Я. Рожанского «Сибирь как пространство памяти». Коротко выскажусь, что лично я могу оценить книгу самой высокой для себя оценкой, то есть определить её, как в высокой степени мыслеобразовательную и стилеузнавательную. Впрочем, оба качества всегда были присущи текстам её автора. Добавлю, что свет увидела книга, которая, почти уверен, войдет в некий читательский канон для тех, кто хотел бы не просто что-то знать о Сибири, но и стремится к тому, чтобы тем или иным образом «мыслить Сибирь», достигать уникальных «смыслов Сибири». Ключевые сюжеты книги – иркутская уличная монументалистика, исторические приключения городской топонимики (названий улиц и т.п.), формы и трансформации коллективной памяти в Сибири, история и актуальное состояние «декабристского мифа» в Сибири. Если кто прочитал хотя бы больше десятка моих колонок в «Иркутской Торговой газете», то легко поймет мое повышенное внимание к книге Рожанского - большинство упомянутых сюжетов давно и очень меня интересуют.

Зафиксирую и редкий и потому очень ценный случай. В отношении книги хочется делиться не столько тем, что ты думаешь о книге, сколько тем, что пришло тебе в голову, когда ты читал ее. То есть тем, что ты никогда бы не подумал, если бы ты не прочитал книгу. Убежден, что это наивысший эффект, который в принципе может породить текст. Эффект, который под силу очень небольшому количеству авторов.

Так вот, притормозив свои восхищения книгой Рожанского, я немедленно поделюсь одним соображением, которого не возникло бы, не прочитай я книгу.

Автор и в книге, и в своих выступлениях на презентациях, обратился к теме того, что в Иркутске, в отличие от множества других городов, всегда возникают серьезные проблемы с уличной человекоразмерной скульптурой. В Иркутске вроде бы есть желание следовать практически общемировому тренду на украшение городских улиц скульптурой, которая не возвышалась бы над людьми, не выполняла бы какую-либо высокую морально-назидательную или общественно-полезную функцию, а как бы включалась в людскую жизнь. Обычно в таких скульптурах присутствует некоторая ирония, как в знаменитом памятнике Чехову в Томске - «Антон Павлович глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку»». Нередко может присутствовать и трогательность, лишенная дешевой сентиментальности, как в менее известном памятнике «Детям войны» в Красноярске.

В Иркутске такого рода скульптуры наталкиваются на серьезные препятствия явно неформализованного толка. Если устанавливается памятник Вампилову, то великий драматург оказывается выше среднего роста, взбирается на возвышение и обряжается в костюм и галстук, хотя, если верить знавшим его людям, он терпеть не мог носить галстуки. Трус, Балбес и Бывалый вместе с режиссером Гайдаем вроде бы в соответствии со всеми высокими правилами ироничности располагаются на площади Труда (!), однако и они получают полуторный по отношению к среднему человеческому рост, становясь этакими циклопическими карликами. Слишком циклопическими для людей и слишком карликовыми для циклопов. Мифический бабр, спроектированный Д. Намдаковым, не устраивает «отцов города», принимающих политические и культурные решения, своей неканоничностью и немонументальностью. Вместо него возводится полноценный монументальный монстр, словно созданный для слежения за порядком в империи и для охраны имперских границ, способный одним своим видом отпугнуть от имперского города четыре колонны внешнеполитических Кинг-Конгов и пятую колонну внутриполитических Годзилл.

Что же это такое действует в Иркутске, что позволяет переиначить известный анекдот (про автомат Калашникова) - какой бы памятник «для жизни» мы не собрались поставить в Иркутске, все равно получается памятник «величию Российской империи»? Ответ напрашивается сам собой. Это историко-политический груз опорного города державы давит на нас, иркутян. Не позволяет выйти за пределы предписанного империей «гештальта» (прошу прощения за использование инвективного лженаучного слова).

Мне же, как имперцу-любителю, всегда хочется снять с империи ответственность за патологический гигантизм-монументализм города И., и возложить эту ответственность на… озеро Байкал. Да-да, я почти уверен, что давит на нас некая «природосообразность» иркутян, а не их государственничество. Какое уж государственничество в Сибири? У нас тут, чай, не Крым и не Дальний Восток. А вот озеро, которым мы так гордимся, оно и давит. Своим монументализмом, гигантизмом и отсутствием человекоразмерности. Всякий художник в Иркутске, всякая власть в Иркутске невольно начинают стремиться соответствовать величию Байкала в своих устремлениях и действиях. От того и подрастают памятники людям, от того ожесточаются памятники кошачьим. Влияние тут не империи, а озера – имперского озера, если хотите. И ничего с этим поделать нельзя.

Можно ли избежать ударов по российскому интернету?

Как пишут специалисты в области гражданское авиации, единовременные потери «Аэрофлота» после недавней хакерской атаки составили 250 млн рублей. Это то, что есть уже сегодня, то есть отмененные рейсы, пропавшие у пассажиров билеты и так далее. Всего же хакеры, которые в цифровом контуре национального авиаперевозчика сидели около полугода, нанесли ущерб порядка миллиарда рублей.

О чем воюют маленькие страны?

Конфликт между Таиландом и Камбоджей — это не просто спор о границе.

Когда ИИ-модель — это не инновация, а сигнал тревоги

Американский Vogue — эталон стиля и законодатель мод — оказался в центре тихого, но очень знакового скандала. Причиной стал рекламный макет в августовском номере журнала, на котором красовалась модель, сгенерированная нейросетью.

«Традиционные ценности» как оружие неоколониализма

Поддерживать архаику среди покоренных народов более выгодно, чем прививать им ценности цивилизованного общества.

Не пора ли штрафовать Госдуму за дискредитацию Госдумы?

А нет ли случайно у кого инициативы насчет того, чтобы штрафовать депутатов Госдумы за дискредитацию самой Госдумы?