Чем плох "особый" капитализм

Живость, с которой обсуждают 30-летие прихода к власти Михаила Горбачева, легко понять. Сейчас, как и тогда, веет концом эпохи. Среди многого прочего, что за эти три десятилетия либо провалилось, либо обернулось неожиданной стороной, зашедшее в тупик строительство капитализма занимает почетное место.

Не станем называть это величайшей геоэкономической катастрофой века. Скажем проще: надежды не сбылись.

Отказ от советской хозяйственной системы был неизбежен. Она разлагалась. В 1960-м, на вершине расцвета социализма, доля экономики РСФСР в мировом производстве составляла 9%. Четверть века спустя, в середине 1980-х, – только 6%. Уклониться от перемен было уже невозможно, и они пошли волна за волной.

Результаты таковы. Если принять ВВП, произведенный в РСФСР в 1985-м, за 100%, то в 1989-м он составил максимум 110%. После чего экономика России 9 лет почти непрерывно шла вниз, и на низшей точке, к концу 1998-го, ВВП опустился до 60% от уровня 1985-го. Все цифры тут, конечно, приблизительные.

Потом началась эпоха быстрого подъема, единственная за это тридцатилетие, и к середине 2008-го, на ее финише, ВВП России достиг 120% от показателей 1985-го. Затем были резкий спад и вялый выход из него, перешедший понемногу в застой. В середине 2014-го, накануне нынешней рецессии, ВВП не дотягивал до 130%. А в 2015-м будет, вероятно, около 125%.

Таковы плоды тридцати лет преобразований. Средний рост – меньше 1% в год. Капитализм у нас построен, но он – особый, и работает хуже, чем у других. Поэтому доля России в мировой экономике уменьшилась за три десятилетия с 6% до 3%, и в ближайшие годы будет снижаться дальше.

Коротко о причинах. Точнее, о повторяющихся неверных решениях. Поскольку они принимались не только при разных вождях, но и при разных режимах, записывать их лишь на личный счет таких непохожих людей, как Горбачев, Чубайс или Путин, хоть и верно, но недостаточно. Проблема не в них одних, а еще и в базовых ориентирах руководящего слоя, да и нашего общества в целом. "Особый путь" в каждой новой ситуации выбирали не с помощью углубленных размышлений, а сугубо интуитивно.

Итак. Первую экономическую реформу начали уже весной 1985-го: провозгласили "ускорение", т.е. увеличение темпов роста без каких-либо перемен в системе. Это начинание было навеяно памятью о хозяйственных подвигах советского прошлого. Но то, что годилось при Сталине и Хрущеве, в 1980-е уже не работало. "Ускорение" не удалось, но тяга к устаревшим или негодным рецептам от этого не убавилась.

Пару лет спустя ухватились за другой устаревший опыт – нэповский. Госпредприятиям дали хозяйственную самостоятельность и параллельно разрешили мелкое и среднее предпринимательство (кооперативы и индивидуальную трудовую деятельность).

То, что в другое время вполне работало, на сей раз лишь помогло директорам заводов и облепившим их бизнесменам первого призыва разграбить эти предприятия, открыв при них кооперативы и выкачав с их помощью все ценное.

Тогда же установился и еще один порочный принцип — государственные траты не по доходам. С тех пор он всегда процветает, оборачиваясь то очередным развалом финансов, то изобретением какого-нибудь нового способа ограбить граждан.

Затем, с конца 1980-х, еще при СССР, начался переход к рыночной экономике, который продолжился в обособившейся РФ и тянулся вплоть до дефолта 1998-го. Этот исторически неизбежный переход оказался непомерно тяжелым и надломил общество.

Он мог быть вдвое короче, если бы не знакомый уже набор порочных рецептов: вакханалия трат, продиктованных лоббистскими группами и коалициями, запоздалые и бессмысленные мероприятия, вроде ваучерной приватизации, которая лишь маскировала верхушечные схемы раздела собственности и т.п.

Дефолт 1998-го подвел черту под прошлым и по-настоящему запустил, наконец, рыночные механизмы. Начался быстрый рост, первые годы которого можно назвать лучшей эпохой российского капитализма.

Эта идиллия длилась лет пять, но уже в 2003-м – 2004-м этот капитализм опять свернул на "особый путь". Причины были примерно те же, что и раньше, хотя и в другом оформлении.

Новое, путинское, поколение вождей стремилось приобщиться к собственности. А поскольку ее раздел уже осуществили предыдущие начальственные поколения, то твердым правилом хозяйственных отношений стал силовой передел. Начавшаяся тогда эпоха дорогой нефти вернула аппетит к непомерным государственным тратам. Всеобщая ностальгия по советскому прошлому дала старт оказениванию все новых и новых секторов экономики.

Несколько лет рост еще по инерции продолжался, но в 2008-м западная рецессия отозвалась в России самым глубоким спадом среди крупных мировых экономик. После чего расцвет закончился, а последующий едва видимый рост мог продолжаться только до тех пор, пока хватало нефтедолларов.

В эпоху недорогой нефти, начавшуюся в прошлом году, российская экономика вошла в привычном уже для себя "особом" состоянии.

Капитализма все еще достаточно, чтобы хозяйство кое-как работало. Ощущения, что все рассыпается, которое царило в 1980-х, сейчас нет. В то же время бюрократизация и архаизация экономики зашли настолько далеко, что о каком-то развитии в ногу с внешним миром говорить не приходится. Впрочем, к нему больше и не стремятся. Советский изоляционизм опирался на веру, что социализм идет во главе прогресса. Нынешняя версия изоляционизма исходит из того, что прогресс – злостная выдумка иностранцев.

У системы сейчас больше идеологических и административных степеней защиты, чем было в 1985-м. Она почти так же, как и тогда, не способна к экономическому росту, но зато гораздо лучше подготовлена к упадку. Он не так уж ее и пугает. Эта духовная закалка — один из самых неожиданных итогов наших тридцатилетних трансформаций.

В целом же нынешняя наша система являет собой странное сочетание установок и навыков предперестроечного времени и последующей эпохи перемен. Тут и непосильные военные траты, и попытки запугиванием "навести дисциплину и порядок" в хозяйственной машине, и вера в безнадежно устаревшие рецепты, и разгул лоббистских коалиций, и засилье неумелых промышленных магнатов, и старение правящей прослойки.

Это, безусловно, капитализм, но совсем не тот, о котором грезили передовые люди на заре нашего тридцатилетия перемен. Российская жизнь вообще имеет свойство опрокидывать мечты. Нынешние начальственные мечтания тоже не станут исключением.

rosbalt.ru

Что нам и миру проповедует Александр Дугин?

Александр Дугин дал интервью Такеру Карлсону — и за 20 минут продемонстрировал все проблемы философии, ставящей во главу угла выведенные «из головы» общие схоластические конструкции вместо анализа реальной человеческой жизни.