Иркутск сидевший, Иркутск сажавший… |
Автор: Сергей ШМИДТ, Langobard |
12.02.2019 09:50 |
Это еще одна иркутская история, слегка переплетенная с историей моей семьи. Герой этого текста пусть будет назван просто NN. Он умер больше четверти века назад, но, как говорится, остаются родственники. Называю его NN и с некоторой суеверной надеждой. Кто не без греха, быть может, кто-то и после того, как не станет меня, публично поминая мои грехи, пощадит моих родственников и заменит мое ФИО на NN. Впрочем, желающие и любопытствующие, заинтересовавшиеся, о ком тут идет речь, могут, как говорят в фейсбуке, поинтересоваться «в личке». Сразу предупрежу, что отвечу только лично и хорошо знакомым людям.
NN еще при жизни совершенно заслуженно попал в «пантеон гордости» иркутской культуры. В газетном некрологе о нем справедливо было сказано, что именно благодаря таким людям, как он, Иркутск – спасибо Чехову! – имеет репутацию «интеллигентного города». В детстве мне дважды довелось побывать на публичных выступлениях NN. Это было очень круто. Я прекрасно помню не только его блистательную, образную, содержательную речь, но и восхищенные глаза культурной публики вокруг. Кумир городской интеллигенции, светоч, настоящий специалист-интеллектуал, эрудит, просто образцово-показательный лектор. У моей бабушки была подруга с запоминающимся, очень красивым, аллитерационным сочетанием имени и отчества – Мария Юрьевна. Я никогда ее не видел, она уехала в Выборг еще до моего рождения. Бабушка переписывалась с ней, иногда они звонили друг другу по межгороду. Мама вспоминает, что когда она была девочкой, Мария Юрьевна удивляла ее и ее подружек тем, что красила волосы. В послевоенном провинциальном городе это было редкостью, экзотикой. Чем она могла красить волосы тогда? Хной, наверное, Потом у Марии Юрьевны посадили мужа, это было в самом начале 1950-х, и маме запомнилось, как она впервые увидела ее без краски. Обнаружилось, что она рано начала седеть – от того и красилась. Ну а потом она быстро стала совсем седой. Муж Марии Юрьевны был из тех мужчин, которых женщины обычно тащат на себе – этакая мятущаяся творческая личность. Толком не работал, основным его занятием было пение в церковном хоре. С NN они как-то пересекались в родной для них музыкально-культурной среде. Жене он завещал не ждать его из заключения, но из лагеря он вернулся – продержался до XX съезда, осуждения Сталина и реабилитации без вины осужденных. Обычная история, если бы… В общем, донос на него написал тот самый NN, который иркутский светоч, образец и гордость. Написал, кстати, не из-за церковного хора – видимо для человека музыкальной культуры музыка была настоящей святыней - а за какие-то политически-неоднозначные высказывании в частном разговоре. Об этом на следствии узнал сам осужденный. Об этом знали Мария Юрьевна, бабушка, мама… Такая вот «иркутская история». Вклад, который сделал NN в историю иркутской культуры, не может быть подвергнут никаким сомнениям. Память о нем увековечена табличкой на старом деревянном иркутском доме, в котором он жил. В двух кварталах от того места, где живу я. Часто прохожу мимо и вспоминаю… то его блистательные выступления – как хорошо, что я видел и слышал их! – то этот его донос и сломанные им судьбы других, ни в чем неповинных людей. И еще почему-то думаю, что когда он писал этот донос (или как-то иначе «информировал» - «донос» это ведь метафора), то он был на пару лет младше меня нынешнего. Есть у меня давняя привычка обращать внимание на возраст заинтересовавших меня людей. Кому и сколько было лет при совершении какого-то «знакового» действия. Про «время было такое» и «не мы такие – жизнь такая» стараюсь не думать. Не люблю банальных истин. МНОГИХ ЗАИНТЕРЕСОВАЛО: |