Послесловие к губернаторским выборам

Одна из моих любимейших фраз в мировом кинематографе звучит так: «Все, что произошло, послужит нам уроком. Но сначала надо разобраться, что же произошло?» («После прочтения сжечь», братья Коэны). Мне уже приходилось цитировать ее в своих колонках, но по другому поводу.

Весь прошедший после выборов губернатора Иркутской области месяц я исправно пытался разобраться, что же это было. Разбирался в основном с помощью того, что кофе пил с инсайдерами из разных лагерей. Мы, наверное, месячную выручку кофейне, что в моем доме, «напили». По итогу я выскажусь по одному из самых любопытных вопросов из тех, что остались после выборов. Хочу обратиться к тем, кто знает всю правду и будет возмущен тем, что правда будет отличаться от того, что я напишу ниже. Господа, благодаря этой колонке вы будете знать, как «правда» выглядит со стороны, причем, не для просто стороннего наблюдателя, а человека, который попытался собрать в одну картинку кусочки информации из самых разных источников.

Вопрос, который я имею в виду: было ли участие в выборах губернатора Иркутской области Михаила Викторовича Щапова сугубо техническим или кандидат от КПРФ боролся за победу по-настоящему?

Сразу скажу: ни один из названных вариантов ответов не является правильным. Пресловутая «правда», как это часто с ней бывает, где-то посередине. Участие в выборах глав регионов даже в статусе кандидата от формально оппозиционной партии не обходится без согласования с т.н. «апэшечкой» (Администрацией президента). Сергей Георгиевич Левченко попытался обдурить Дракона, за что, судя по всему, и страдает вместе со всем семейством. Некие «смотрины» наверняка проходил и кандидат Щапов, и ему была гарантирована сама возможность победы. Но побеждать можно было только по заранее оговоренным правилам, важнейшее из которых – отказ от «мочилова оппонента», то есть, от того, что принесло Левченко победу в 2015-м году. Еще раз: если бы Щапов победил, его победа была бы спокойно воспринята Кремлем, его не стали бы кошмарить, пихать палки в колеса. Системный, уравновешенный, молодой, с ФСБшным прошлым, вполне независимый от Левченко и его клана губернатор-коммунист устроил бы верхние этажи действующей власти. Но побеждать надо было в соответствии с определенными условиями, одно из которых – отказ от «мочилова» - делало победу не то что невозможной, но очень затруднительной.

Мог ли кандидат Щ. выиграть без «мочилова»? Мог, если бы…

Во-первых, если бы не внутренний раскол-противостояние внутри иркутской КПРФ, взаимное неприятие Левченко и Щапова, дурацкая самодеятельность обкома, не согласовавшего свои действия со штабом Щапова.

Во-вторых, если бы избирательная кампания делалась не только в социальных сетях и не только для «ценителей прекрасного» из фейсбука, то есть, к «путешествию с квадрокоптерами» добавлялась бы реальная «работа в полях». Отдельно замечу, что если бы отдельные работники штаба Щ. и работники отдельного обкомовского штаба меньше тратили бы времени на сарказмы по поводу технологов из штаба Кобзева, и больше занимались бы решением профессиональных задач, это тоже могло бы повлиять на результат.

В-третьих, если бы удалось раскрутить хотя бы отдельных мэров на хоть какую-то дележку административным ресурсом. Вот для этого предпринимались определенные попытки – например, всячески раскручивалась экспертная убежденность во втором туре.

В-четвертых, если бы основным оппонентом не был кандидат, которого слишком много женщин Иркутска и Иркутской области именуют «самым красивым губернатором в истории Иркутской области».

В-пятых, если бы случилось нечто иррациональное и граждане все-таки обострились против кандидата-варяга, к которому, как показывала социология, сугубо политических претензий они (несмотря на все усилия местных навальников) не имели. То есть проголосовали бы против генерала, как против чужого.

Если бы, да кабы. Выборы, как и всё в истории, не имеют сослагательного наклонения. В конце концов, если бы Сергею Ерощенко 13 сентября 2015-го года дорисовали пару тысяч голосов, то история области тоже сложилась бы иначе. Аэропорт у нас был бы новый. В общем, обсуждать альтернативы не имеет смысла.

Зададимся только вопросом, как назвать вот такое участие в выборах? Когда вы можете выиграть (значит, участие не техническое), но не можете делать всего, чтобы выиграть (значит, участие не очень настоящее)? Если воспользоваться самым модным политологическим словом современности, можно назвать это «гибридным участием». А можно как-нибудь еще.

Госрегулирование цен: соблазнительная и опасная идея

Годовая инфляция в России ускорилась за неделю с 8,46% до 8,57%. Об этом сообщает Росстат. ЦБ ожидает, что к концу 2024-го инфляция составит 8-8,5% в годовом выражении. При этом прогнозируется, что к концу 2025-го она упадет до 4,5-5%.

Оказывается, до 2022 года Россия была не вполне суверенной. Но… кто же это допустил?

Выступление президента на форуме «Валдай» кто-то назовет сигналом о готовности к большой сделке с Западом, а кто-то, наоборот, усмотрит в нем демонстрацию непреклонной решимости продолжать начатое и додавить геополитических оппонентов и открытых противников.

Цыгане — новый триггер напряженности в России?

Цыганский фактор становится главным в нарастании межэтнической напряженности в РФ. Размышляет Кирилл Шулика в Rosbalt.ru

БРИКС: клуб недовольных

Общеизвестно, что объединение «от противного» обычно лишено собственного смысла и наполнения. Быть против чего-то допустимо, но в ответ надо предложить какую-то альтернативу, свое видение.

Не слишком ли много в России ждут от американских выборов?

Выборы президента США давно стали одним из главных событий внутренней политики России. Уж точно более важным в общественном сознании, чем наши собственные выборы.