Молодость, прожитая «мимо Иркутска»

Поколение, к которому я принадлежу – конец 1960-х и начало 1970-х гг. рождения – я величаю «последним советским поколением в истории России». Аргумент для этого очень простой. Мы – последние, кто в возрасте, в котором возможна хоть какая-то самостоятельная рефлексия, видели «настоящую» Советскую Атлантиду, то есть СССР в его доперестроечном формате. Мне, например, уже не довелось изучать в вузе дисциплину с названием «научный коммунизм». Историю КПСС, правда, в ее перестроечном формате – с «бухаринской альтернативой» и словом «застой» применительно ко времени Брежнева – я в вузе изучал. Я избежал «научного коммунизма», однако я прекрасно помню классные часы в школе, организованные классной руководительницей для душеспасительных бесед о вреде рок-музыки, на которых группе «Машина времени» доставалось не меньше, чем группе «Пинк Флойд». Помню и искреннее удивление нас, семиклассников – тех, кто хоть что-то знал про Макаревича и «Пинк Флойд» – а что, собственно, такого вредного для душевного здоровья советских школьников и общественной безопасности советского общества можно обнаружить в творчестве данных музыкальных коллективов? Разумеется, словосочетания вроде «душевное здоровье» и «общественная безопасность» мне сейчас подбрасывает наведенная память. В те времена никто, тем более, советские школьники, в таких выражениях действительность не мыслили и не оценивали.

Еще у нашего поколения была молодость, которой история преподнесла сразу букет революций: от рок-музыкальной, сексуальной и в целом культурной до революции политической, социальной, экономической. И последующей героиновой, которую красиво можно назвать, если уж так хочется сравнить конец 1980-х у нас с концом 1960-х на Западе, «психоделической». Продвинутой (квази-богемной) молодежи в те времена не всегда хватало алкоголя в свободном доступе – усилиями трезвеннической верхушки КПСС нашему поколению обеспечили относительно трезвую молодость, за которую оно в дальнейшем расплатилось, пусть не повальной, но серьезной алкоголизацией. Инфраструктура молодежного досуга отсутствовала полностью, что обернулось развитием неплохих навыков самостоятельности и изобретательности в организации собственной жизни (кому только эти навыки на фиг сдались? – это другой вопрос). Однако все это компенсировалось просто фантастической избыточностью высококультурного потребления и всяческого эстетства - King Crimson, Jethro Tull, Кортасар, Гребенщиков, Бертолуччи, Набоков, Бродский, Саша Соколов, Миша Фуко… Все мешалось в этом карнавале стремительной молодости «сплясать последнее танго в Париже и умереть». Карнавале, родившемся из воспаленного лучшими культурпродуктами XX века воображения, посреди совершеннейшей пустыни повседневности перестроечного СССР и героических ужасов закипающей буржуазной революции.

Не было только одного. Я обрыл всю память в поисках этого. Опросил многих участников собственной молодости – никто ничего на эту тему не может вспомнить. В том нашем «жизненном мире», в наших бесконечных ночных разговорах, в наших любовях и приключениях вообще начисто отсутствовала тема того, что мы живем в городе с… уникальной архитектурной средой. Мы ходили мимо знаменитых иркутских «деревяшек» – в книжные магазины и на книжные развалы, в библиотеки и видеосалоны – ходили, беспрерывно обсуждая все прочитанное и увиденное, дивясь и давясь всякими вычитанными уникальностями, вообще не замечая совершенно реальной уникальности, которая была рядом с нами. А ведь среди нас были художницы и художники, архитекторы и архитекторки, вообще всяческие «люди искусства», но Иркутска с его главными достопримечательностями не возникало в наших коммуникациях и переживаниях никогда.

Почему? Как объяснить этот феномен? Это что-то про то, что большое не разглядишь с близкой дистанции? Или это следует объяснять универсальным ответом на все вопросы про те времена – раздернутым «железным занавесом», водопадом «большой культуры», обрушившимся на советского человека, который тут же утратил и без того небогатую способность обращать внимание на то, что рядом? Общей теневой установкой советского человека на то, что ничего интересного в любом «совке» нет и быть не может? Или это в целом свойство молодости, мечтающей о некой «настоящей жизни» и не способной ни обнаружить, ни создать ничего «настоящего» в том, до чего можно дотянуться рукой? Не знаю. Факт остается фактом. Свою молодость мы прожили «мимо Иркутска». Иркутск догнал нас позднее. Тронул за плечо и заставил оглянуться. Жаль только, что было уже поздно. Многое из того, что мы могли бы увидеть тогда, уже прекратило своё существование.

Китайский фронт, русский мир: к Трампу все больше скандальных вопросов

Попытки избежать фиаско в отношениях с Москвой и Пекином вызывают в Белом доме скандал за скандалом.

Российская авиация: неустойчивый взлет

Состоялся первый полет МС-21 с полностью российскими системами — это опытный образец. В ходе полета тестировали авионику, электроснабжение, кондиционирование и другие компоненты.

Как Дональд Трамп американцам Рождество испортит

До рождественской поры еще почти восемь месяцев, но уже сейчас ясно, что самый волшебный период года в США может быть испорчен благодаря политике властей.

Блэкаут на Пиринеях: тревожный звонок для цивилизации

История с «великим европейским отключением» главным образом показывает, что все реальные проблемы, с которыми человечество может столкнуться в грядущие времена, идут с греческой приставкой «пан-»: от пандемии до «панблэкаута».

Замирение: путь будет трудным, у всех свои интересы

Почему сторонам так сложно договариваться на украинском треке? Размышляет Кирилл Шулика, Rosbalt.ru