Историческое протезирование

Все, кто старше 35-40 лет, застали времена, когда Сибирь была гигантской стройкой будущего. Можно бесконечно перечислять индустриальные объекты, которые тут возводились, или ограничиваться перечислением только объектов-гигантов, но главное заключалось в том, что здесь строилось будущее как таковое. Мне с детства казалось и до сих пор кажется, что даже памятники Ленину в Сибири были какие-то особенные. В том смысле, что если в левоУральной России Ленины прославляли славное (революционное) прошлое, то в правоУральной они были памятниками самому будущему.

Сибирь не интересовалась прошлым. Мы много плачемся сейчас по поводу погибших памятников деревянной архитекторы Иркутска, редко обращая внимание на то, что целостные пространства иркутской деревянной архитектуры были разгромлены точечной застройкой еще во времена СССР. Без поджигателей и без коммерческого использования новой недвижимости. Наших недавних предков – назовем их «молодыми предками» - сложно винить. Они жили и работали на стройке будущего, их не очень интересовало прошлое.

А потом стройка закончилась. Будущее не построили, может быть, и построили – все зависит от выбранного угла взгляда и системы – в любом случае «будущее закончилось». Сибирь отлично умела жить будущим, но в какой-то момент будущего не стало («будущего нет», как сказали бы панки). Что было делать в такой ситуации? Попытаться жить прошлым, правда тут выяснилось, что и прошлого тоже нет. Ну раз так, то его надо постараться создать. Сибирь тянулась к будущему, цеплялась за него, за счет этого и стояла. Теперь, чтобы не рухнуть, она вынуждена заниматься историческим протезированием – монтировать под себя протезы собственной истории, дабы встать на них, раз теперь не удается схватиться и держаться руками за будущее.

Отсюда в Иркутске просто взрыв коллективного сожаления по поводу утраченной деревянной архитектуры и вулкан истеричного желания сохранить (и даже как-нибудь «приумножить») то, что осталось. Отсюда невероятно интересное для специалистов в области «социальной психологии» желание пересчитать всех живших или хотя бы бывавших в Иркутске великих личностей, всем поставить памятники и назвать их именами улицы. Отсюда непредставимый еще двадцать лет назад практически массовый интерес к воспоминаниям, хроникам, редким изданиям, старым газетам, даже к самым скучным историческим исследованиям регионального прошлого.

Я пишу об этом без всякой иронии, тем более, без сарказма. Сам по мере сил тружусь на этой увлекательной стройке маленького прошлого, чего уж, внутренне радуясь, что мне не довелось горбатиться на стройке гигантского будущего.

Даже не присматриваясь, а просто поглядывая на тех, кто трудится рядом со мной – на простых и статусных тружеников исторического протезирования – я легко могу описать социального субъекта всей этой активности и одновременно объяснить, почему она началась в таком объеме несколько лет назад и сейчас явно находится на пике. В основном это люди, которые к началу второго десятилетия XXI века окончательно сделали для себя вывод о том, что им не уехать отсюда. Кому не удастся уехать, кому просто не доведется. Жить (доживать?) и умирать придется здесь. И нужен фундамент, чтобы стоять на нем сейчас. И нужен фундамент, чтобы потом в нем лежать.

Твердоватая фраза получилась. Заменю на другую: нужен исторический слой, в который тебя положат. Вот мы и трудимся над созданием этого слоя, успокаивая себя тем, что будет нам в чем упокоиться.

Те, кто сейчас моложе тридцати, этим заниматься не будут. У них не будет в этом потребности, им просто не будет все это интересно. За нынешней стройкой маленького прошлого интересно наблюдать еще и потому, что знаешь, что твои младшие современники забросят когда-нибудь эту стройку прошлого – ровно так, как мы забросили стройку будущего, на которой трудились наши старшие современники.

Что нам и миру проповедует Александр Дугин?

Александр Дугин дал интервью Такеру Карлсону — и за 20 минут продемонстрировал все проблемы философии, ставящей во главу угла выведенные «из головы» общие схоластические конструкции вместо анализа реальной человеческой жизни.