Город старый, город молодой |
| Автор: Сергей ШМИДТ, Langobard |
| 06.08.2014 19:40 |
|
Знакомый рассказывал про свое детство, проведенное в городе Саянске. Сообщу для незнающих, что Саянск в Иркутской области это типичный в своё время комсомольский «молодой город». Индустриальный моноград, в котором, как и было положено в социалистическом градостроительстве, есть главный комбинат и еще несколько производств. Прямая речь знакомого: «Весь город утром уезжал на заводы. В городе оставались одни дети. Старух и стариков не было - все семьи молодые, приехавшие в молодой город за жизненными возможностями. Из взрослых днем в городе оставались разве что продавщицы в магазинах, да беременные. Детей некому было гонять. А детей в городе было очень много. Семьи молодые, родители хорошо зарабатывают - у всех было по двое-трое детей. Так вот целый город с 8.00 до 18.00 фактически принадлежал детям».
Как самый мощный аргумент в пользу тезиса об ежедневном, творившемся от рассвета до заката, за исключением выходных, «празднике детского непослушания», у него звучит следующее: «курить все умели лет с десяти!» В выходные правда власть взрослых возвращалась. Выходные дети толком не ждали и даже слегка недолюбливали. Еще рассказчик добавляет про специфику детской психологии: «Вроде весь город наш, а все равно хотелось прятаться. Вот взрослых нет, а спрятаться хочется. От кого? Друг от друга? Город, оставленный нам, нам слово бы и не был нам нужен. Видимо это в природе детской - прятаться. Прятались на чердаках, в подвалах, строили «штабы». Там и курили». Вот тебе и «праздник непослушания»! Вот тебе и победившая ювеналократия, власть подрастающего поколения! Никто не надзирает, а спрятаться от надзора все равно охота. Иркутское детство 1970-х было другим. У каждого подъезда многоквартирного дома функционировала своя колония совершенно деревенских по наружности бабушек. В платочках. Среди них были те, кто когда-то сам перебрался в город, да так толком и не избавился от сельских привычек. Например, посидеть-посудачить на завалинке, то есть, в городских условиях - у подъезда. Были и те, кого перевезли из деревень перебравшиеся в город дети – эти явно и не стремились от сельских привычек избавляться. В общем, судачащий надзор всех этих «сидящих полицейских» иркутские дети 1970-х ощущали на себе и очень сильно. Что делали бабушки долгой сибирской зимой, когда нельзя было собраться на лавочках – мне неведомо. Наверное, впадали в спячку. Дедушек, кстати, почти не помню. Когда в Иркутске 1970-х функционировало множество бабушкиных агор, дедушки уже либо отправились на тот свет, либо сидели по квартирам и злились на весь этот свет. Довольно злобные это были граждане – дедушки, надзиравшие за действительностью из окон своих квартир и стучавшие по батареям, если дети наверху бегали по полу слишком громко для дедушкиного потолка. Так что в Иркутске, областном, как бы микростоличном городе, было очень много деревни, очень. В Саянске же не было ничего такого. Старому городу – старость, молодому – молодость. Потом, впрочем, все это исчезло и в Иркутске. В силу естественных причин. Идешь сейчас вдоль подъездов, а лавочки возле них пусты, либо заняты совсем одинокими старушками. Прежних толковищ старушек – нет. Иногда, увидев на улице бабушку в деревенском платке, ловишь себя на мысли о том, что она прилетела сюда, как некая русская Мэри Поппинс на пенсии, прилетела из тех 1970-х. Умом понимаешь, что такого быть не может, что тогда, в 1970-е, она была вполне себе цветущей женщиной, такой же, как те, кто отличался от бабушек тогда. А сейчас она стала… В общем, деревня улетела из Иркутска – как-то не попрощавшись.
|
