Сибирское бессознательное

Пару месяцев назад закончил одну из колонок обещанием написать про «сибирское бессознательное». Вот пишу.

Еще в 1990-е годы один из самых ярких преподавателей исторического факультета ИГУ взялся за диссертацию, которая обещала стать эпохальной. Он собирался произвести широкоформатный сравнительный анализ освоения Америки и покорения Сибири. Или покорения Америки и освоения Сибири – кому уж как больше нравится. К сожалению, диссертацию он защитить не успел – рано умер. Хотя книжку на эту тему собрать удалось, правда, уже после его смерти.
Думаю легко догадаться, за какие общие моменты в сибирской и американской истории попытался ухватиться автор. Хотя различий было больше. Сказать честно, я был скептически настроен по отношению к его замыслу. Как раз из-за того, что слишком уж несоразмерно выглядело количество различий по отношению к количествам сходств.

И самым важным различием (тут автор соглашался со мной) мне казалось различие этакого психологического толка. Европейцы, уезжавшие (уплывавшие) в американские колонии Великобритании, а потом в независимые США (для того, чтобы, как было сказано в давней шутке, жить «без лордов, пэров, мэров и Тони Блэров»), прекрасно осознавали и мирились с тем, что обратно они уже не вернутся никогда. Чего в силу разных причин нельзя сказать об отправлявшихся в Сибирь.

Каковы бы не были мотивы их движения в Сибирь – бегство от государева ока, уход от малоземелья, поиск новых жизненных шансов, романтика комсомольских путевок, кандалы и наручники (да направление на трудовое перевоспитание) – внутри все равно оставалась надежда на возвращение. А у кого-то и вера в возвращение. Вот, например, упомянутое словосочетание «комсомольская путевка». Само слово «путевка» указывает на временность попадания куда-либо, гарантирует возвращение обратно, настраивает на возвращение.

Так вот есть у меня не столько ощущение, сколько почти уверенность, что сибиряки (потомки когда-то прибывших в Сибирь) буквально генетически наследуют это чувство временности пребывания на сибирской земле. И смутную убежденность в неизбежности возвращения обратно.

Именно этим объясняется самое неприятное, что есть в так называемом сибирском характере – непобедимая небрежность в обращении с местом, с землей, на которой мы живем. Этим объясняется общая неприбранность сибирских поселений, особенно малых городов и поселков городского типа, да и грязь и неуютность крупных сибирских городов. Людям продолжает казаться, что они здесь не навсегда. Они не относятся серьезно к пространству собственной жизни.
Замечу, что отношению к сибирской земле как к «земле на всю жизнь» мы у коренных народов Сибири так и не научились. Или не захотели научиться.

А ведь большинство из нас никогда никуда отсюда не уедет. Более того, многим хватает –  кому ума, кому мужества признавать этот факт. Но победить дремлющее в каждом из нас «сибирское бессознательное», понять, что это земля является нашим домом, а не гостиницей, все равно очень сложно.

Ибо «бессознательное» потому и называется так, что не побеждается с легкостью –  ни умом, ни мужеством.